Подкидыш - Страница 39

Открыв глаза, император увидел, что Елизавета уже проснулась. Они поцеловались, а потом молодая тетка игриво спросила:

— Петенька, а что это ты меня ночью называл каким-то странным именем? Я не запомнила, не до того было. Кажется, севрюгой.

— Э… — растерялся Сергей, мысленно матеря себя за потерю самоконтроля, — это я от любви.

Немного подумал и добавил:

— Рыбонька.

Состоявшаяся же на следующий день исповедь выглядела так.

— Грешен, — заявил император, — ибо прелюбодействовал. С кем — сам знаешь, но болтать об этом все равно не моги, а то мне неохота потом каяться в куда более серьезном деянии.

— Много ли нагрешил, сын мой?

— Много, батюшка, — вздохнул исповедуемый с искренним раскаянием. — Днем два раза, потом ночью пять, а может, и все шесть, да еще и утром один.

— Ох, тяжко, — покачал головой исповедник. — Ну разве же так можно? Совсем ты себя не бережешь, государь.

— Да понимаю я, понимаю, и впредь допускать таких излишеств не буду.

Глава 16

Впрочем, если бы молодой человек и захотел нарушить слово, данное своему духовнику, в ближайшие несколько суток у него это просто не получилось бы. В момент исповеди он чувствовал себя сравнительно неплохо, а вот на следующий день началось.

Ходить получалось только не очень быстро, и при этом широко расставляя ноги, попытки же перейти на нормальную походку приводили к ноющей боли в паху. Смотреть на смазливых девиц, а такие встречались среди подчиненных Ершова, получалось только преодолевая отвращение. И воспоминания о незабвенной Стерляди, хоть и оставались светлыми, никаких грешных поползновений уже не вызывали. А ведь предупреждала его преподавательница, чтобы он, дорвавшись, не зарывался! Сам виноват, не послушал умную женщину, вот и ползай теперь на полусогнутых. Хорошо хоть далеко идти не пришлось, церемония подписания "кондиций" состоялась в зале, где за день до того произошла первая встреча с цесаревной.

Сергей и раньше понимал, почему Центр поручил его сексуальную подготовку столь нестандартной даме, а после ночи с Елизаветой окончательно в этом убедился. Ему сделали прививку от юношеской влюбчивости. И, хотя он и тогда отлично знал, что для большинства мужчин идеал женской красоты выглядит совсем не так, но поделать с собой ничего не мог. В восемнадцатом же веке при всем желании не получится найти женщину, хоть отдаленно напоминающую его первую любовь — в этом он уже не боялся себе признаться. Ведь Елизавета, в сущности, довольно привлекательна даже по меркам двадцать первого века. Чуть полновата, но многим это нравится. Они, эти многие, вовсе не считают, что женщину красит умение легко выжимать полуторапудовую гирю. Да наплевать, в конце-то концов. Центр, хоть и преследуя свои цели, все сделал правильно. Там считали, что ему нельзя влюбляться, пока он не соберет, не настроит и не запустит маяк. И он полностью согласен — да, нельзя! Выполнение задачи, которую он сам себе поставил, потребует напряжения всех сил, и отвлекаться на чувства — это значит предать и самого себя, и память о дяде Виталии.

Так что никакого сладостного нетерпения в ожидании следующей встречи с цесаревной молодой император не испытывал. А она должна была состояться через три дня, и теперь уже в Ново-Преображенском дворце. Сегодняшним же вечером Сергею предстояло познакомиться с теми, ради кого на самом деле эта встреча и затевалась.

Делегация пришла сразу после ужина, Сергей принял ее в малой трапезной. Привел гостей сам Ершов, и он утверждал, что этого не видел никто, кроме двух караульных семеновцев, а это надежные люди. Глава делегации, бабка Настя, была согласна с главным камердинером, а с недавних пор уже мажордомом, мечтающим, и небезосновательно, о должности гофмейстера. Кроме Анастасии Ивановны, к Сергею пришла ее внучка Алена и четыре девушки, которых она уже успела подобрать для предстоящей службы.

Новицкий поздоровался сначала с бабкой, похвалив ее за оперативность. Потом повернулся к внучке. Да, девица вроде ничего… пожалуй, будет даже чуть попривлекательней Елизаветы. Хотя, может, это ему только кажется в силу причин, над которыми он только что раздумывал. Ладно, сойдет и так, ведь мне с ней не спать, подумал молодой человек, непроизвольно вздрогнул и предложил гостьям садиться.

— Итак, красавицы, — начал он, — я вас пригласил, чтобы предложить службу. Она будет и опасной, и трудной, это могу обещать сразу. Придется рисковать не только жизнью, но и, так сказать, женской честью, причем еще неизвестно, чем чаще. А в благодарность будет все, что я смогу для вас сделать. Подумайте, сейчас это вовсе не так уж много. Еще раз повторяю — подумайте, даю десять минут. Сегодня вы еще можете отказаться, и вам за это ничего не будет, кроме рубля за беспокойство. Но потом — нельзя.

— Государь, да стала бы я их сюда вести, будь они несогласные, — подала голос бабка, — аль у тебя эти минуты совсем лишние?

— Ладно, тогда представляйтесь, начиная с самой младшей.

Вставшей пигалице было от силы лет четырнадцать.

— Евдокия Носова меня зовут, — смущенно сказала она.

— Племянница Гаврилы Петровича, — уточнила бабка, — того самого, государь. Брата его убило на шведской войне, при Гренгаме, о семье с тех пор Гаврила заботится.

— И что, учил тебя дядя чему-нибудь полезному?

— Учил, государь, — совсем смутилась девчонка.

— Чему выучил? Рассказывай, что умеешь.

Малявка замялась, но бабка вдруг рявкнула, ухитрившись сделать это шепотом:

— Ты чего мне тут мнешься, разэтакая?! Краснеть будешь, когда тебе государь прикажет, и не раньше, а сейчас докладывай коротко и ясно! Не то выгоню к чертям, а уж потом сама перед царем за дурость твою повинюсь, авось помилует старую.